Далека ты на карте, Джакарта
Гаруда, мифическая царица птиц — символ Индонезии. Похожая на орла, она изображена на индонезийском государственном гербе. Гаруда — персонаж народных сказаний, легенд, театрализованных представлений, олицетворение верности, благородства, силы.
В действительности, индонезийцы — это свыше 400 народностей, говорящих на разных диалектах и языках. Каждый остров — отдельный мир, а все они похожи на рассыпанные изумруды вдоль экватора, спаянные в брошь морской синью и вправленные в серебро волны.
Не так часто бывают наши туристы на островах Индонезии — Суматре, Сулавеси, Яве. А они стоят того, ибо каждый остров подобен перу из оперения легендарной Гаруды, сияющему драгоценным блеском.
Страна находится на перекрестке крупных транспортных экономических путей, по которым сообщались восточные цивилизации, распространялись религиозные концепции. В Индонезии все цельно и мозаично. Сначала острова подверглись десятивековому индийскому влиянию, затем индуистско-буддистские каноны стали вытесняться христианством, насаждавшимся колонизаторами-голландцами, но оно не привилось в местных условиях. Побывавший здесь Марко Поло отмечал, что «туземцев здесь обращают в Магометову веру». Но все это не повлекло отказа от предыдущих верований. 90% индонезийцев по несколько десятков раз в день приветствуют друг друга словами «Аллах акбар!» Эту фразу произносят по многовековой привычке, автоматически. До сих пор ислам так и не провозглашен официальной религией страны.
Когда индонезийца спрашивают про его житье-бытье, он обычно коротко отвечает: «Сенанг!» Сущность этого словечка неисчерпаема, случаев его применения бесчисленное количество. Сенанг — это значит ходить в мечеть, курить сигареты, играть с детьми, иметь покладистую жену.
С коренным столичным жителем Исмаилом вы можете познакомиться на центральной площади, на камнях которой он раскладывает открытки с идиллическими индонезийскими пейзажами. Но этим добром иностранные туристы запасаются в фойе шикарных отелей Джакарты. Так что коммерция у Исмаила идет ни шатко, ни валко. Зато, если вам потребуется проводник, способный показать Джакарту вне привычных экскурсионных маршрутов, лучшего гида, чем Исмаил, к тому же доступно объясняющегося по-русски, вам не найти. Последуем за ним и мы, но не по парадным авеню Джакарты, а подальше, в сторону от них.
На каждом шагу у Исмаила встречается знакомый. Вот сидит велорикша, откинув на руль мускулистые ноги и неторопливо пересчитывая тусклую от времени мелочь. Еще один знакомец, Сувирьо, выскочил из-за угла и потрусил походкой на полусогнутых, крича в каждые ворота, в каждое окно название своего товара — яванскую рисовую кашу с кусочками курицы. Его окликнула сухонькая старушка. Сувирьо снял с плеча коромысло с корзинами, в которых у него и табурет для клиента, и посуда, и провизия. Радуясь заказу и передышке, он протянул женщине кашу. Такой стиль обслуживания клиентов характерен для города. На коромыслах носят овощи и фрукты, питьевую воду, еду, напитки, канцелярские товары, а иногда даже змей, обезьян, попугаев. Разносчики, одним словом.
Еще одна особенность столицы Индонезии — двойная мерка к понятиям чистоты и аккуратности. За своим домом индонезийцы следят. Иначе нельзя, стоит неделю не проветрить шкаф — одежда покроется плесенью, которую не смоет ни одна химчистка. Сырость. Пропустишь обработку дома инсектицидами — тут же его оккупируют летающие и ползающие тараканы, раз в десять больше наших прусаков. Крысы, термиты — ежедневный объект борьбы индонезийца. Но только до домашнего порога. Улица — ничейная территория, на нее без зазрения совести сбрасывают всякие отходы и мусор. Кучи гнили — обычная вещь на окраине Джакарты.
Но центральные улицы — идеал респектабельности. Но и здесь свои проблемы. Бич проспектов — автобусы, которые останавливаются где угодно, чтобы подобрать пассажиров, поворачивают из любой полосы в любую сторону без поворотников. Легковые машины изящно разбегаются от них в разные стороны.
А там, где нет автобусов, властвует баджадж — трехколесные машинки с мотоциклетным двигателем. С двумя-тремя пассажирами они занимают середину улицы, неожиданно выскакивая из-за углов и не обращая внимания на знаки. Их колоритные водители в пилотках немыслимых форм и расцветок, с шейными платками чувствуют себя полными хозяевами города. Баджаджи бесцеремонно изгоняют с центральных улиц бечаков-велорикш, намеренно сталкиваясь с ними, невозмутимо покручивая руль руками в нитяных перчатках, чтобы руки не потели.
Но не спешите относиться к индонезийцам высокомерно. Они-де бездельники, грязнули, а Джакарта — сонмище людей, потерявших в этой жизни точку опоры. При ближайшем знакомстве, столица Индонезии — красивейший и самобытнейший город, а ее жители приветливы, улыбчивы и уравновешены.
В послеполуденное время ритм столичной жизни спадает. Клерки готовятся к концу рабочего дня, торговцы вяло отвечают на вопросы покупателей, бечаки выстраиваются рядами вдоль обочин тротуаров, женщины собираются у порогов домов поболтать.
Но вот появилась двускатная тележка, хозяин которой известный «врачеватель почти всех болезней». Проскользнувшая к нему клиентка может выложить все жалобы, не опасаясь любопытного уха и чужого глаза. У «доктора» множество эффективных мазей и микстур. Чаще всего женщины спрашивают напиток, который «возвращает молодость, делает тело упругим, а кожу бархатной».
Но лучше всего за эти же деньги купить темпе — ломтики прессованного арахиса, покрытые бархатом плесени. Они быстрее вернут силы, в том числе мужские, чем неизвестная микстура. Исмаил даже облизывается. Чувствуется, что он большой любитель вкусно поесть. Ничего удивительного, это природная черта индонезийцев. Как раз сейчас многолюдный и суматошный мир Джакарты открывает двери заведений, где можно подкрепиться. В послезакатной прохладе город начинает утолять чувство голода. Здешняя кухня может удовлетворить самый взыскательный вкус.
Чашка риса с тушеными овощами — самое рядовое блюдо. Потом уже идут удорожания и усложнения, но рис всегда присутствует. Он — основа стола индонезийцев. Варьируются только приправы к нему. Креветки, мясо в разных видах или яйца, жареная кусочками рыба, курица, овощи. Украшение индонезийской трапезы — сате. Мелко нарезанная, выдержанная в соусе козлятина или курятина нанизывается на спицы, обжаривается и подается с густой, пряной приправой. Сате можно отведать везде, им торгуют и с велосипедных колясок. Человек катит коляску по улице, покрикивая и постукивая палочками по бамбуку, и катится вдоль домов протяжное, звонкое эхо.
Истинные мастера гастрономических ухищрений в Джакарте — это китайцы. Их здесь немеренно. А тягаться с ними в кулинарном искусстве никому по силам. Один из местных гурманов уверял, что «китайская кухня подобна обворожительной и утонченной женщине». Он же убедил нас поехать с ним в Локасари, воочию убедиться в его правоте. Верный Исмаил плелся следом, бормоча: «В роскошных ресторанах блюда приспособлены ко вкусам богачей, но меня тянет к пище погрубее, чем ласточкины гнезда или черепаховый суп. Если захотите, я отведу вас туда, где можно попробовать «огненную пищу», как мы ее называем. Хотите?» Отказаться было бы невежливо, но прежде мы все же решили испробовать китайских деликатесов. Китайцы в еде не знают запретов, поэтому в большинстве случаев можно есть все.
Локасари встретил нас гамом толпы, множеством огней, запахом кунжутного масла. Одни были заняты вокруг огромной чугунной сковороды с дымящейся горой крабов, переложенных сникшей и потемневшей зеленью. Другие поедали моллюсков, сбрасывая скорлупу себе под ноги. Третьи уткнулись в чаши с коричневой лапшой, пахнущей тамариндовой пастой.
Наш знакомец-гурман мигнул, и круглолицый хозяин, в белой майке и просторных брюках, расплылся в улыбке. Тут же вынесли стол, стулья и вентилятор на высокой ножке. На столе стояли бутылочки с соусами, тарелки с нарезанным кольцами луком. Вскоре принесли котлеты из мяса саламандры и жаркое из собачатины. Все это — среди удивительно пахучей зелени и похрустывающих овощей. Китайцы вообще охочи до, как они выражаются, телесного сластолюбия. Нам были предложены ласты морских животных, суфле из крыс, запеченная выдра, но нами с благодарностью отвергнуты. А происхождение знаменитых палочек для еды нам полушутливо объяснили тем, что китайцы достигли такого уровня мастерства в умении готовить, что население стало сильно страдать обжорством. Тогда и вышел императорский указ о введении палочек, которые дают возможность, беря понемногу, сполна распробовать и насладиться едой.
Теперь о десерте, которым нас пытались потчевать. На стол подали плод, считающийся королем тропических фруктов. Называется он дуриан и до России пока не добрался. Индонезийцы считают его самым полезным и вкусным. Позже мы сами видели, как вдоль дорог лежат целые горы этого «короля», колючего и шипастого. Возле них сидят местные жители, перебирающие плоды, блаженно закрыв глаза. Из расколотого дуриана выгребают мякоть и с невероятнейшим удовольствием отправляют в рот.
Понюхали бы вы этот самый дуриан, поняли бы сколь, по выражению одного нашего писателя, «бедны языки европейцев для выражения ощущений запаха». Придумать что-то более неприятное и отталкивающее для носа, чем «благоухание» дуриана, трудно. Тут требуется преодолеть некий «барьер отвращения». Сравнить его можно с «кучей гниющего лука, прогорклого масла и вонью козла». А вот вкус, говорят, божественный, если зажать нос.
Отвалившись от стола, мы собрались обратно в отель. И тут нас ждало еще одно приключение. У стоянки такси-баджаджа мы были атакованы стайкой размалеванных девчонок, своими откровенными жестами не оставлявшими сомнения в том, чего они хотят от нас. А одна, забравшись на сидение, не хотела его покидать. И только решительные действия Исмаила помогли выдворить непрошеную гостью. Несколько лет назад мы были бы шокированы, но теперь этим нас не повергнешь в смущение. У нас то же самое. Впрочем, миловидность индонезиек давно оценена всем миром.
Что касается природы Индонезии, то она воистину божественна. Это необъятный и сложный организм. К сожалению, пагубная деятельность человека уже добралась и сюда. К примеру, на Яве почти не осталось гордости Индонезии — ее несравненных джунглей.
Представляется, что распространенные здесь внезапные припадки бешенства, можно посчитать местью джунглей человеку за посягательство на их нетронутую первозданность. И все же, Индонезия прекрасна! Расставаться с ней, храня в сердце ее красоты и гостеприимство, тяжело.